Между тем, есть немало тревожных для эстонского сланцехима факторов. К их числу следует отнести военные события на Ближнем Востоке, угрозы «нашествия» американских танкеров с нефтью и сжиженным газом, планируемое Россией почти трёхкратное расширение поставок газа европейским странам в предстоящие четыре года. Нельзя забывать и о том, что ЕС рассчитывает в предстоящее десятилетие увеличить долю альтернативных источников электроэнергии и теплопродукта до 40%.

Наконец, наши соседи Финляндия, Латвия, Россия и Польша вряд ли откажутся расширять свои интересы в Эстонии за счёт ее внутреннего рынка моторных топлив, топочного мазута и, прежде всего, электроэнергии (пуск строящейся АЭС в Финляндии мощностью в 4.МВт завершится спустя четыре года). Это только малая часть трудно, но прогнозируемых факторов. Внутренние эстонские факторы и условия, позволяющие при стабильном открытом рынке покрыть до 60% спроса внутреннего рынка на углеводородные виды топлив и электроэнергию, могут оцениваться и прогнозироваться.

Но открытым остаётся всё тот же вопрос – кем и где? Ответ, вероятнее всего, прост – никем. И нужен ли этот прогноз правительству и владельцам сланцевых энергетических и химических отраслей? Сценарий их поведения также прост – год прошёл с приличным доходом, что будет дальше, покажет движение вектора цен.

На наш взгляд, влияние ряда негативных, причём не общемировых или европейских, а внутренних, факторов сланцевых химико-энергетических отраслей стали наиболее весомыми и определяющими для прогноза их развития.

Приоритеты перехода от карьерного к шахтному способу добычи горючих сланцев определялись более десятка лет тому назад с расчётом на обновление всего технологического цикла подземных работ. Было очевидно, что с технологическими потерями сланцевого пласта до 45%, низкой производительностью очистных и подготовительных забоев, без обновления основного состава горных машин и их технологического обслуживания освоить новые горные отводы шахтных полей успешно не удастся. Немаловажным в этот период (2000-2010) оказался фактор престижа сланцедобывающей отрасли – ни администрации волостей, ни жители их земель не оказали поддержки намерениям и техническим проектам ввести в эксплуатацию новые горные отводы шахт «Уус-Kивиыли», «Сели», «Сонда» на западе месторождения сланцев и двух новых шахтных полей на его юго-восточных залежах. В конечном итоге, за 40 прошедших лет в эксплуатацию не были введены, по крайней мере, две шахты суммарной мощностью в 10 млн.т/год. Дефицит поставки товарного сланца по VKG к 2017 году может составить не менее 3 млн. т, по Еesti Energia – до 6 млн. n и по химико-энергетическому комплексу в Кивиыли – до 2 млн. т к 2020 году. Итого 10-12 млн. т/год.

Экологические проблемы подземной добычи сланца и карьерного способа на юго-востоке обусловили возникновение и развитие двух разрушительных для природы процессов – нарушение гидрорежима грунтовых вод и зависимых от их притока водоносных горизонтов питьевых вод – Ордовикского в районе Куртна-Вазавере и Кембрийского на протяжении десятков километров вдоль побережья Финского залива. Подработанные шахтами земли (около 300 км2) нарушены вследствие взрывных работ. Целевые исследования в этой связи, выполненные эстонскими специалистами более двух десятилетий тому назад по полям шахт «Ахтме», «Виру» и «Эстония», позволили произвести исследования 52 провалов поверхности, достигавших по глубине более 2 м, а площади – до 20-25 га. В свою очередь, дренажными системами трёх юго-восточных карьеров оказались осушенными более 3000 га торфяников Пухату, а это способствовало их возгоранию на 8 участках вплоть до низинных залежей торфа.

По самым скромным оценкам, стоимостная доля сланца в суммарной стоимости природного потенциала подработанной и надработанной площади горных отводов шахт и карьеров не превышает 30%. А если учесть величину ущерба, обусловленного складированием и хранением более 1 млрд. твёрдых отходов шахт и сланцехимических заводов, неучтённые затраты на восстановление 400 км2 подработанных земель и ряд других никогда не упоминаемых видов ущерба, то 30% сократится до 20%. Вот этой величиной и следовало оценивать абсолютную эффективность разработки эстонского месторождения горючих сланцев. И только по сотням миллионов евро, получаемых в виде чистого дохода государством и фирмами-собственниками сланцевых производств, по крохотным отчислениям, не доходящим до реальных проектов восстановления нарушенной природы, можно себе представить ближайшее состояние окружающей среды и социальное состояние оказавшихся в ней людей спустя два десятилетия, т.е. к году завершения разработки эстонского месторождения сланцев.

Наконец, следует понять и согласиться, что без обновления технологии очистных и проходческих работ на действующих шахтах («Эстония», «Oямаа») и перспективных (поле нарвского карьера, «Уус-Kивиыли», «Сонда», «Эстония-II») разработать и освоить ряд обязательных технических проектов восстановления подработанных земель (до 2015г. примерно 400км2, в 2016-2035 гг. примерно 600км2) и их водоносных горизонтов становится на многие десятилетия неразрешимой задачей.

Суть обновления подземных работ сводится к двум решениям. Первое: ввод в эксплуатацию искусственных опор в камерных блоках и комплексомеханизированных очистных забоях взамен сланцевых, формируемых ныне с помощью буровзрывных работ. Второе: селективная разработка сланцевого пласта и сопутствующее использование получаемых породных плит для укладки в породные полосы или индивидуальные либо групповые опоры, поддерживающие отработанное пространство. Как видно предлагаемая технологическая схема предусматривает полную механизацию всех забойных и транспортных процессов и на этой основе более чем трёхкратное повышение производительности очистного забора.

Разумеется, процесс обновления подземной технологии добычи сланца – это не просто приобретение и расстановка горных машин и доставочного оборудования. Он потребует проведения значительного обновления всей без исключения технологической инфраструктуры шахты под землёй и на поверхности, обновления знаний и опыта инженерного и рабочего состава всех без исключения работников шахты.

горный инженер, канд. тех. наук

dv.ee