В Эстонии около 25 % русских, а жителей, для которых русский родной, без малого треть. В стране есть регионы компактного проживания русских, где они составляют подавляющее большинство. Дискуссии о том, что эти русские - некоренные жители, «понаехавшие», неуместны хотя бы потому, что страна эффективно использует экономический потенциал «оккупантов», потребляет плоды их работы, и в этом случае как бы «забывается», что они - «инородцы». На заводах и фабриках работают в основном русские. Предприятия сосредоточены в промышленных центрах, на которых держится экономика государства.

В уезде Ида-Вирумаа на северо-востоке Эстонии, где русских более 70 %, а эстонцев около 20 %, находятся основные энергетические и производственные мощности страны. Среди экономических направлений уезда - добыча и переработка горючего сланца, производство электроэнергии и теплоэнергии, химическая промышленность, торговля, строительство и производство стройматериалов, деревообработка, металлообработка. Из Нарвы, города энергетиков, в котором почти 81 % населения – русские, а эстонцев только 4 %, электричество поступает на территорию всей республики. Хотя русский язык вполне естественно является тут основным средством общения, в официальной сфере используется эстонский, а местные русские школы постепенно переводятся на эстонский язык.

Такая же ситуация в других промышленных центрах уезда – Силламяэ (около 81 % русских, 3 % — эстонцы), Кохтла-Ярве (здесь столько же русских, а эстонцев около 20 %) и т.д. Даже в Таллине трудно понять негодование эстонцев, если с ними говорят по-русски (ведь тут около 40% русские, да и как отличить местного жителя от туриста?), а уж в отношении русскоязычных регионов страны инициатива выглядит неуместно. Если действительно не знаешь русского языка – естественно, говори по-эстонски, а если владеешь – почему бы не общаться по-русски?

Конечно, такая специфическая ситуация не снимает с местных русских морального обязательства учить язык страны проживания, и это было бы им только на пользу, но ведь есть реальные причины, которые заставили Европу создать специальный документ - Рамочную конвенцию о защите национальных меньшинств, предусматривающую право использования родного языка в местах их компактного проживания. Казалось бы, такой стране как Эстония, постоянно провозглашающей демократические принципы, достаточно придерживаться положений этой конвенции, ратифицированной в Таллине в 1998 году. Но хитрость местной элиты заключается в том, что, ратифицируя конвенцию, Эстония сделала «оговорку» специально для себя: официальный Таллин заявил, что считать нацменьшинствами можно только граждан страны. В Эстонии около 300 тысяч русских, две трети из них – без гражданства республики, которое очень трудно получить, а примерно 95 тысяч взяли российское гражданство. Так что экономика Эстонии держится на плечах не просто русских жителей, но российских граждан. Эстонских националистов сей факт почему-то не смущает.

Заметим, что в странах с реальной демократией таких проблем нет. В Финляндии, где шведов всего лишь 6 %, шведский язык является вторым государственным. В Швейцарии немецкий, французский, итальянский и романcкий одновременно являются национальными и официальными языками.

Впрочем, не всех во властных структурах Эстонии порадовала радикальная инициатива говорить с русскими только по-эстонски. На сайте rus.delfi.ee выступила первый вице-спикер эстонского парламента Лайне Рандъярв. На ее взгляд, «именно дефицит коммуникации между нашими двумя общинами и есть главное препятствие на пути к преодолению противоречий и недопониманий». По ее словам, основной поток информации о том, что думают, чувствуют, хотят и добиваются как русские, так и эстонцы, жители страны получают посредством новостных порталов, телевидения и радио. И информация эта, как правило, отражает либо официальную точку зрения, либо чье-то субъективное мнение, либо - что самое страшное - служит политическим интересам той или иной группы людей.

«Я всегда стояла и буду стоять за то, что важен не язык общения, важно понимание, - считает политик. - Все зависит от ситуации, от аудитории, от собеседника. Мне приходилось присутствовать на собраниях, где абсолютно русскоязычной аудитории пытались донести важную и полезную информацию на эстонском языке. Докладчика понимали от силы три человека, еще трое усиленно делали вид, что все понимают, остальные же сидели, сконфуженно опустив глаза - этим интеллигентным людям старшего поколения было неловко в первую очередь за ту нелепую ситуацию, в которую был поставлен докладчик - тоже интеллигентный человек - организаторами всего мероприятия. Стоит ли говорить, что КПД таких собраний равен не просто нулю, но, скорее, уходит в глубокий минус, а информативная сторона вызывает отторжение и неприятие у тех, для кого они предназначаются».

Или, вспоминает вице-спикер, встречается другая крайность, когда покупатель в магазине обращается по-эстонски, а продавец, заслышав легкий акцент, тут же из самых лучших побуждений переводит общение на русский язык, чтобы угодить клиенту, не понимая, что тем самым как бы психологически отгораживается от попытки человека приобщиться к той языковой культуре, к которой призывают приобщаться русскоязычных жителей.

Из таких крайностей, по ее мнению, вырастает проблема дискоммуникации. «Цель любого диалога - обменяться информацией, а не показать свою позицию по отношению к родному языку собеседника», - убеждена Лайне Рандъярв. Она выражает сожаление, что многим эстонским политикам и общественным деятелям не хватает чувства меры. Действенная вещь, по ее словам, - это непосредственное каждодневное общение между носителями разных культур, общение на том языке, который понятен всем участникам диалога.

Таллин

1 июля 2011 года 12:36

Сергей Орлов

www.svpressa.ru