Евгений, я не буду спрашивать про деньги и бизнес вашего отца, поскольку говорить об этом уже просто скучно, но расскажите, почему при всех Ваших возможностях Вы выбрали политику?

Мне всегда, еще в школе, хотелось сделать что-то для общества, обосновать свое существование — для меня не достаточно жить только для себя. Передо мной стоял выбор: либо заниматься наукой, либо идти в политику. Шесть лет я двигался в сторону науки, а потом я решил попробовать себя в политике.

По ряду причин для вас открыт целый мир. Почему Вы решили вернуться в Эстонию?

Если бы я решил заниматься наукой, то в Эстонию я бы не вернулся, потому что университеты здесь среднего уровня. Но поскольку я решил попробовать себя в политике, то, разумеется, я вернулся на родину — в Англии меня точно никто на политическом поле не ждал.

Почему Вы выбрали социал-демократическую партию?

Я отфильтровал партии по критерию честности. Самое важное в демократическом обществе - чтобы партии и политики были честными. За какие бы идеалы они ни стояли — воровать в принципе нельзя. Так что, если подумать, то почти все партии и отпадают. Я уверен, что СДПЭ из больших партий — самая «чистая».

Возможно потому, что у них пока не было шанса дорваться до кормушки?

Трудно сказать. Думаю, одна из причин в том, что в нашей партии пропорция интеллигентных людей намного выше, чем в остальных.

В зале Рийгикогу во фракции Социал-демократической партии сейчас всего одно русское имя – Ваше. Связано ли это с тем, что у Вас была возможность вложить в предвыборную кампанию более 50 тысяч евро?

Думаю, причина — в правильном выборе избирательного округа. В Ида-Вирумаа социал-демократы, на самом деле, никогда серьезно не работали. Учитывая, что до декабря прошлого года меня никто особо не знал, понятно, что без предвыборной кампании я бы ни одного голоса не набрал. Но с другой стороны, говорить о том, что в Эстонии можно купить место в парламенте за предвыборную кампанию, несерьезно.

А одно русское имя у нас во фракции потому, что у нас и в самой партии очень мало русских политиков. Это, на самом деле, большая проблема, с которой я сталкиваюсь ежедневно, когда мы вдвоем с Вадимом Белобровцевым пытаемся покрыть все русские СМИ. В Эстонии вообще мало русских политиков — Центристская партия, в принципе, почти всех собрала.

Поэтому Вы ведете переговоры об объединении с Русской партией Эстонии? Вы согласны, что это риск?

Конечно, это риск. Нет абсолютно никакой гарантии, что мы получим дополнительные русские голоса.

То есть это не цель?

Это цель в долгосрочной перспективе. Мы хотим дать политически активным людям платформу в виде социал-демократической партии. Понятно ведь, что в списке РПЭ набрать голоса невозможно, никто не голосует за эту партию. Наберут ли они голоса на этой платформе, будет видно, но никакой гарантии нет.

Насчет риска потери эстонских голосов… он однозначно есть. Если какой-нибудь наш избиратель в Вырумаа сдаст свой партийный билет и скажет: «с русскими дружить не собираюсь», бог с ним. Мы социал-демократы и представляем ценности, в том числе и межнациональной солидарности, и если некоторые из наших избирателей этого не поддерживают, значит, они не социал-демократы. Что ж, и для таких людей у нас в Эстонии партии есть.

Вы родились в Ида-Вирумаа, росли в русскоязычной семье, учились в эстонской школе, жили и Англии. Каково Ваше национальное самоопределение?

В Эстонии — русский, а в Англии — эстонец.

В Вашей партии нет четкой позиции по поводу судьбы русской гимназии. Точнее, нет согласия между теми, кто сидит в верхнем и нижнем городе — в Рийгикогу и Таллиннском горсобрании.

Это правда, хотя главную идею — сохранение в Эстонии образования на русском языке — поддерживают социал-демократы всех уровней. Равно как и желание сделать русскоговорящих учеников более конкурентоспособными при поступлении в вуз и позже - на рынке труда.

Проблема в том, что часть депутатов Таллинского горсобрания периодически очень хотят высказать свое мнение и рассылают пресс-релизы, которые никак не связаны с позицией партии. В разработке нашей позиции принимали активное участие я, Вадим Белобровцев и, конечно, Пеэтер Крейцберг.

И в чем она заключается?

Мы считаем, что правительство начало реформу русских школ не с того конца, и этот эксперимент нужно остановить. Реформировать русские школы однозначно надо, потому что всё чаще русские родители отдают своих детей либо в эстонские школы, либо в школы с языковым погружением, а это говорит о многом. Вопрос в том, как проводить эту реформу — мы считаем, что это надо делать начиная с первого класса, добавляя постепенно по одному предмету на эстонском. Таким образом, к концу девятого класса уровень эстонского языка будет на высоком уровне и тогда, в принципе, абсолютно всё равно, сколько процентов предметов дается на эстонском в гимназии, поскольку дети будут им владеть.

Сейчас же проблема в том, что дети не справляются с учебой, поскольку им не хватает языка, от этого падает и их уровень образования. На это правые партии говорят, мол, первые пару лет будет сложно, но потом всё исправится. Может, и исправится через 4-5 лет, но нельзя допустить, чтобы в течение этого времени русские дети получали некачественное образование.

Поговорим о Вашем родном регионе — Ида-Вирумаа. В чем главная проблема Ида-Вирумаа? И за чем стоит его будущее?

В прошлом году из Ида-Вирумаа уехали 2500 человек, это 1% всего населения региона. Если каждый год по одному проценту будет уезжать, то скоро там будет совсем пусто.

Кроме того, безработица. Заводы закрыли, люди с очень специфическим образованием остались без работы. Но тут главная проблема не в нехватке больших инвестиций, а в недостаточной поддержке мелкого предпринимательства. Возможно, не каждый бывший рабочий с завода готов открыть небольшую фирму, но работать в ней он мог бы.

Как привлечь молодежь в этот регион?

В Финляндии и Швеции молодежь переманивали на малозаселенный север при помощи подъемных, погашения учебного кредита и других привилегий.

В Эстонии можно было бы привлечь молодежь при помощи высшего образования. Если в городе нет университета, то целая категория населения – интеллигенция – оттуда уезжает. Вуз всегда привлекает в город, особенно в маленький город, группу людей, которая повышает общий уровень культуры. Тогда появляется и давление на городскую власть, заставляющее ее заниматься проблемами более тщательно. То есть приезжают люди, которые хотят не социальных пособий, а чтобы в городе был театр, парк и т.п. Пока в городе нет привлекательной для жизни среды, люди будут оттуда уезжать.

Как же это изменить?

В правительстве есть план развития Ида-Вирумаа, который может решить некоторые проблемы региона, только никакого финансирования этот проект не имеет.

Кроме того, у Ида-Вирумаа огромный туристический потенциал. Но вот, например, строят в Кивиыли центр зимнего спорта, но там нет ни одной гостиницы. В Ида-Вирумаа полно красивых мест и для летнего отдыха, но имидж региона настолько низкий, что людям даже в голову не приходит отправиться туда отдыхать. Это большая проблема, которую в принципе не сложно решить – расставить домики RMK, соорудить площадки для костра.

Как Вы видите развитие своей политической карьеры? Кем Вы видите себя через четыре года?

Грандиозных планов я сейчас не строю. Сейчас главное — выбрать направление, в котором я хочу работать. На данный момент я занимаюсь и внешней политикой, и интеграцией, и образованием, а мне нужно определить вектор, чтобы работать в одном направлении.

Для меня очень важно не просто просиживать штаны, а продвигать свои идеи внутри партии, некоторые из них – через правительство воплотить в жизнь.

Хотели ли бы Вы стать министром?

С одной стороны – конечно, поскольку именно через правительство можно напрямую повлиять на то, как устроено наше государство. С другой стороны, работа министра настолько противная. Мне кажется, все люди, которые становятся министрами, очень быстро превращаются в полуживых роботов и автоматически отвечают на любые вопросы, а если они остаются нормальными людьми, то очень быстро сгорают.

Наш однопартиец Ивари Падар, который сейчас является депутатом Европарламента, но до этого работал министром финансов, сказал, что после двух лет службы был настолько уставшим, что просто жить не хотелось. Ну, на самом деле, утром просыпаешься — звонят журналисты и начинают тебя пытать про одно, второе и третье. Потом идешь в парламент, а там тебя оппозиционеры допрашивают, почему в школе в Каркси-Нуйа кто-то упал с крыши. И отвечай!

В отличие от других политиков Вас не встретишь на светских мероприятиях. Вам это не интересно?

Во-первых, не интересно. А, во-вторых, в последние девять месяцев у меня не было времени для таких мероприятий. Работы настолько много, что и к родителям не успеваю на выходные в гости ездить.

Мне кажется, многие члены Комиссии по иностранным делам, в которую я вхожу, состоят в ней, чтобы за счет государства путешествовать по разным странам. Им очень нравится сидеть за столом с умным лицом, произносить речи и тосты о том, какие между нашими странами хорошие отношения. Мне всегда это казалось бессмысленным — формально где-то быть, слушать речи и хлопать — это не мое.

Чем Вы занимаетесь в свободное время?

У меня настолько мало свободного времени, что я наконец осознал одну истину, которую мне поведал отец, когда я еще был студентом. Я говорил ему, что в студенческой жизни мне не нравится уединение — ты самостоятельно читаешь, пишешь научную работу, никому до тебя дела нет и эмоционально это достаточно сложно. На что отец мне тогда сказал: «Я столько людей за день встречаю, что вечером прихожу домой и никого ни видеть, ни слышать не хочу». Вот последние девять месяцев у меня похожие ощущения — сидишь в тишине, и хорошо.

Автор: Бетина Ферман

Фото: Юло Йозинг/ERR

Бетина Ферман
Редактор

www.rus.err.ee