Вот по пьянке решился всё-таки выложить. Это серьёзно. Грустные и ужасные вещи. Наберитесь терпения и прочтите. Чтобы сердца встрепенулись и не черствели... Чтобы небыли безразличными...
Это рассказ Воронина Анатолия. Называется "Коллектор".
В кромешной темноте подвала баба Маша сидела безвылазно почитай уж две недели. Как только на Грозный упали первые бомбы и снаряды, она носа не показывала на улицу, отсиживаясь в своей каморке, и моля Бога о том, чтобы он позволил ей дожить хотя бы до следующего дня. Ей сильно хотелось пить, но воды взять было негде. Дворник Ахмед, добывавший живительную влагу из таявшего грязного снега, бесследно исчез накануне - в вечерних сумерках выскочил как обычно с ведерком на улицу, да так больше и не вернулся. В том момент началась стрельба, и не исключено что он погиб от шальной пули или осколка. Оставшись в живых, он непременно бы вернулся...

Эх, какой красавицей она была в свои семнадцать лет. Все мальчишки из их класса, да что там класса, всей школы, оглядывались ей вслед, когда она гордой походкой проходила мимо них. Тогда она и представить не могла, что практически всех её потенциальных ухажеров погубит, перемелет в муку жестокая война. Как она плакала, провожая вчерашних своих одноклассников, уходящих на фронт. Она до сих пор помнит их неуклюжие фигуры, облаченные в длинные, суконные шинели. А когда с фронта пришла первая похоронка на её соседа по парте - Ванюшку Зверева, она всю ночь прорыдала в подушку. На следующий же день пошла в военкомат и написала заявление, о том, чтобы её направили на фронт, "мстить ненавистным фашистам". И хоть ей тогда не было еще восемнадцати годов, военком не стал с ней спорить, не выгнал из своего кабинета. Просто посмотрел ей в глаза и тихо так сказал:
- Не спеши, красавица, на войну. Придет время, она сама за тобой придет.
Прав был тот хромоногий военком. Летом 1942 года, когда линия фронта подошла очень близко к их родному Сталинграду, пришла на её имя повестка. Горько плакала мать, читая скупые строки казенного документа. Да и было ей с чего плакать - за два месяца до этого получила она другой страшный документ - похоронку на своего мужа. А вот теперь, за дочерью, единственным в семье ребенком пришла эта ненасытная "старуха". Маша успокаивала мать, как могла, мол, не на передовой будет служить, а в военном госпитале - санитаркой. Кто бы тогда мог знать, что не пройдет и нескольких месяцев, как передовая фронта будет проходить по их улице, а школа, где она училась до войны, станет военным эвакогоспиталем и её вторым домом.
Мать погибнет во время очередной бомбежки. Огромная немецкая бомба упадет на их дом в центре города, и он сложится словно карточный домик, погребя под собой всех жильцов, прятавшихся на тот момент в подвале, переоборудованном под бомбоубежище. Она так и не сможет её похоронить, потому что сама в тот день получит серьезное осколочное ранение и контузию. Её отправят за Волгу, и несколько месяцев она проваляется в одном из военных госпиталей Астрахани.
В действующую армию вернется уже после того, как фрицев погонят от Сталинграда на запад. В сорок четвертом познакомится с молоденьким лейтенантом Александром Козыревым. Саша прямо со студенческой скамьи ушел на фронт добровольцем и служил политруком разведроты. Вражеская пуля, пробив левое лёгкое навылет, пройдет буквально в пяти миллиметрах от сердца, и по всем писаным законам военно-полевой хирургии он не должен был выжить. Но своей лаской и вниманием к этому безусому разведчику, Маша опровергнет эти законы.
Выписываясь из госпиталя, он пообещал писать ей письма. И писал, чуть ли не ежедневно. Вновь встретились они в сорок седьмом году. К тому времени Маша демобилизовалась из армии и по направлению командования части поступила в Ленинградскую медицинскую академию. Саша из рядов вооруженных сил был уволен по состоянию здоровья. То сквозное пулевое ранение в легкое не прошло бесследно, и постоянно давало о себе знать приступами удушливого кашля. Врачи вынесли вердикт - никаких физических нагрузок, проживание в местности с мягким и, желательно, теплым климатом, при хорошем питании. Это в его-то Ленинграде - городе, жители которого спустя год после завершения войны не могли отойти от пережитой блокады и продолжали умирать от дистрофии.
Как бы там ни было, но новый - 1948 год для них стал вдвойне знаменательным, поскольку стали они мужем и женой. Пока Маша сдавала зачеты и экзамены, Саша корпел над первоисточниками классиков марксизма-ленинизма. По рекомендации райкома партии поступил он на учебу в высшую партийную школу. С деньгами в семье были серьезные проблемы, в связи с чем, оба вынуждены были подрабатывать на стороне. Она - ночной сестрой в больнице недалеко от их дома, он - сторожем в коммерческом магазине. Детей у них не было, и причиной тому было то самое ранение, что Маша получила в сорок втором году.
В 1953 году супруг закончит обучение, и его назначат на должность секретаря парткома Грозненского нефтеперерабатывающего завода. К новому месту работы и жительства поедут вместе, потому, как Маша к тому времени получит диплом врача. Первое время жили весьма скромно, в заводском общежитии. А потом им выделят коммунальную квартиру в двухэтажном доме в Черноречье. До войны в той квартире жила чеченская семья, депортированная в сорок четвертом году в Казахстан. Почти десять лет квартира пустовала, и усилиями местных мародеров стала практически непригодной для жилья - из неё похитили не только мебель и домашнюю утварь, но умудрились вытащить оконные рамы и снять с петель двери. Даже водопроводные краны были свинчены, а вместо них из труб торчали деревяшки. Все лето и до глубокой осени они делали в ней ремонт, окончательно завершившийся только ко Дню Конституции.
Через четыре года в Чечню начнут возвращаться "выселенцы". Объявится и прежний хозяин квартиры, который без обиняков предложит её новым хозяевам выметаться на улицу, потому как в ближайшие дни он ожидал приезда своей семьи. Выяснение отношений между мужчинами закончится банальной поножовщиной, в ходе которой Саша получит ножевое ранение в грудь, и почти два месяца проваляется в больнице. Виновник совершенного преступления пустится в бега и больше в их доме не появится. А спустя пару месяцев, в городе вспыхнет восстание, и неизвестные люди забросят в окно их квартиры две бутылки с горящей нефтью. Квартира выгорит дотла, и Саша с Машей начнут устраивать свой быт заново, после чего проживут в этой небольшой квартире еще тринадцать лет. А потом в Грозном произойдет сильное землетрясение, и их дом развалится. Их спасло чудо - на ту пору они были в отпуске и отдыхали на Черном море. Прервав отдых, они вернутся домой, и вместо дома перед их глазами предстанет куча битого кирпича. Все нажитое имущество в очередной раз пойдет прахом.
В те годы вся страна отстраивала разрушенный город, но жилья все равно катастрофически не хватало, и они были вынуждены ютиться во временном бараке. Конечно же, как ветеран и руководящий партийный работник, Саша имел законное право на первоочередное получение благоустроенного жилья. Но он никогда не пользовался своими привилегиями, и всякий раз, когда очередь на жилье наконец-то доходила до него, он уступал её многодетным семьям своих подчиненных, в основном чеченцам. В 1974 году он будет переведен на ответственную работу в горком КПСС и ему, как бывшему фронтовику, выделят очень хорошую квартиру в центре города, где им будет суждено прожить последующие двадцать лет.
Они будут уже несколько лет на пенсии, и к тому времени звать их все окружающие будут не иначе как "Дядя Саша" и "Баба Маша", когда в Грозном, как и по всей республике, начнут происходить страшные события. С приходом к власти генерала Дудаева их жизнь в очередной раз будет подвергнута серьезным испытаниям. Незадолго до войны в их квартиру ворвутся несколько вооруженных до зубов бандитов, которые под предлогом эфемерного обыска перевернут в их квартире все вверх дном, и унесут с собой все ценные вещи и деньги. А потом в их квартире объявится Исмаил - сын соседки Розы Ахмедовой, досрочно освободившийся из мест лишения свободы. Не обращая никакого внимания на хозяев квартиры, он заглянет в каждый уголок их уютного жилья, после чего заявит, что эта квартира теперь будет принадлежать его семье, и даст им всего три дня на то, чтобы они вообще исчезли из города. Маша попытается усовестить его, на что Исмаил цинично заявит:
- А тебе, старая карга, вообще давно пора лежать в могиле, а ты все еще небо коптишь. Если вы меня не поняли, то через три дня оба окажитесь там, где вам пора быть.
Потом он сплюнул сквозь зубы, и не спеша, удалился из квартиры, демонстративно поигрывая длинным кинжалом, давая тем самым понять, что намерения у него весьма нешуточные.
Три дня и три ночи они прожили в страхе. Жаловаться на бандита было бессмысленно, потому, как, точно такие же бандиты на ту пору засели практически во всех силовых и властных структурах Ичкерии. Но на их счастье Исмаил не появился ни на третий, и даже на четвертый день. Они с облегчением вздохнули, посчитав, что, скорее всего, это были обычные бредни окуренного человека. Спустя неделю после того происшествия Маша решила сходить на базар и прикупить кое-что из продуктов питания, которых в доме практически не осталось. Когда через пару часов она возвращалась обратно, на подходе к дому её остановил дворник Ахмед. Оглядываясь по сторонам, он попросил её спуститься к нему в коморку, располагавшуюся в подвале их дома. Маша попыталась, было, выяснить у него причину такого неожиданного предложения, но Ахмед не дал ей сказать и слова, едва ли не силком затащит в подвал.
- Тебе нельзя сейчас домой. Там сейчас очень плохо.
Маша смотрела на растерянное лицо Ахмеда и не могла понять, о чем это он ей говорит. Его она знала практически с первых дней проживания в этом доме. И хотя он за всю свою сознательную жизнь не занимал должности выше дворника, относилась она к нему уважительно. Ахмед тоже был участником войны, и именно поэтому её супруг частенько уединялся с ним в подвальной коморке, где под коньячок или водочку два ветерана вспоминали свое фронтовое прошлое.
Ахмед рассказал ей страшную новость. Как только она ушла на базар, к дому подъехали вооруженные бандиты. Среди них был и вернувшийся из заключения Исмаил. Минут через пять в доме раздались выстрелы и крики смертельно раненого человека. Ахмед спрятался за мусорным контейнером, откуда наблюдал, как двое бандитов волоком вытащили на улицу истекающего кровью фронтовика, его друга. Налетчики подтащили несчастного к большому канализационному коллектору, располагавшемуся метрах в пятидесяти от их дома, и, открыв крышку люка, сбросили туда свою жертву. Потом они закрыли люк крышкой, и не спеша, вернулись обратно в дом. Сейчас все они находятся в квартире, и, по всей видимости, дожидаются возвращения супруги убитого, с тем, чтобы убить и её. Вот поэтому Ахмед и не рекомендует Марии появляться у себя на квартире. В противном случае, она разделит участь своего мужа.
Потом Ахмед долго не мог успокоить рыдающую женщину. Больше всего он боялся, что её всхлипы случайно услышит кто-нибудь из бандитов, и тогда им обоим придет конец. У этих ублюдков нет ничего святого, и ради корысти они могли запросто убить даже своего престарелого соплеменника.
Нарыдавшись, Мария уснет прямо в каморке, и проснется уже далеко за полночь. Она попросит Ахмеда узнать, нет ли кого во дворе, и после того как он вернется обратно, кинется к тому коллектору. Она будет стучать ладонями обеих рук по холодному металлу чугунной крышки люка, и тихо звать своего мужа по имени. Не услышав в ответ ни звука, она потеряет сознание. Как её потом тащил обратно в свою коморку Ахмед, она уже не помнила.
С того дня местом её жительства стал пустующий подвал. Находиться в каморке Ахмеда было крайне опасно, поскольку там постоянно появлялись посторонние люди. А вот в отдельной кладовке, расположенной в глубине подвального помещения, где хранился различный ЖЭКовский инвентарь, ей нашлось укромное местечко. Прячась в темном, замкнутом пространстве пыльной комнатушки, она отлично слышала, как Исмаил отпраздновал свое новоселье в их бывшей квартире, и как его обкуренные анашой дружки стреляли на улице очередями из своих автоматов.
Ахмед появлялся только по ночам и отпирал висячий замок на двери кладовки, выпуская на волю "невольницу". Она ходила по подвалу, разминая затекшие за день ноги, а потом делила с Ахмедом скромную трапезу, состоящую зачастую из чая и куска хлеба. А Ахмед рассказывал ей, что к городу подходят войска, и местное население уже оповещено о готовящемся штурме. То тут, то там были слышны взрывы и беспорядочная стрельба.
Потом был штурм города. Вокруг все взрывалось, и земля ходила ходуном. Ахмед в тот день не стал закрывать её как обычно на замок, и она металась по всему подвалу, не зная, в каком месте её в любое мгновение может встретить смерть. Несколько бомб, а может быть снарядов, угодили прямо в дом, и он загорелся. Она едва не задохнулась от удушливого дыма, проникавшего в подвал со всех щелей. Спасаясь от неминуемой смерти, которая на улице была везде, Ахмед те дни тоже прятался в подвале. Как они выжили в том аду, позже она и сама не могла себе представить.
Через неделю у Ахмеда закончилась не только скромные запасы еды, но и вода. После бомбежки водопровод не работал, и им приходилось пить затхлую воду, чудом оставшуюся в водопроводных трубах. Но наступит такой момент, когда и она закончится. Затянувшийся пожар в доме и тлеющий под обломками мусор сильно прогревали бетонные плиты перекрытий, отчего в подвале было нестерпимо жарко и все время хотелось пить. В редкие минуты затишья Ахмед брал небольшое, пластиковое ведерко, и выскакивал с ним на улицу с тем, чтобы за считанные секунды наполнить его грязным снегом и вернуться обратно в подвал. Потом они томительно ожидали, пока снег растает, и по очереди пили талую воду прямо из ведра...

И вот, Ахмед неожиданно исчез. Как она теперь будет жить одна в этом аду, Мария не могла даже представить. Несколько дней она просидела, а точнее сказать пролежала в своем укрытии, практически не двигаясь. На каждое такое движение нужны были калории, а где их взять, если во рту почти неделю не было макового зернышка.
Однажды утром, проснувшись от взрывов, она решила покончить раз и навсегда с этой скотской жизнью. Пусть лучше её убьют на улице, чем она умрет голодной смертью в этом вонючем подвале. Кто знает, может ей удастся выжить и она встретит добрых людей, которые её накормят и напоят. Но так жить больше нельзя.
Пошатываясь от общей слабости в теле, она не спеша стала пробираться к выходу, и уже фактически выбиралась из подвала, как вдруг с улицы донесся душераздирающий крик и последовавший затем одиночный выстрел. Схватившись обеими руками за закопченную стену, она замерла на месте. В узкий проем, образовавшийся между створками чудом уцелевшей двери в парадном подъезде, она увидела на улице людей. Одного из них она узнала сразу - это был тот самый наркоман Исмаил, захвативший их квартиру и имущество, но так и не успевший всем этим добром распорядиться.
Исмаил в руке держал пистолет, а взгляд его был устремлен на лежащего в грязи человека в черном комбинезоне. Она смогла разглядеть только ноги того человека, обутые в армейские ботинки со стоптанными каблуками. Странное дело - тело человека лежало неподвижно, а ноги с ботинками судорожно дрыгались. Было такое впечатление, что лежащий на земле человек пытается куда-то бежать, но ноги его каждый раз упирались в землю, и бег этот ему никак не удавался.
Второй выстрел сделанный Исмаилом, заставил бабу Машу вздрогнуть, и она едва не вскрикнула от испуга. А тем временем, стоптанные каблуки, дернувшись в последний раз, на секунду замерли, после чего беспомощно завалились в одну сторону.
- Чё с этими делать будем? - откуда-то сбоку раздался голос человека, которого баба Маша не смогла видеть из-за висевшей створки двери.
Исмаил не выпуская пистолет из руки, не спеша, обошел труп только что убитого им солдата, и двинулся в сторону, откуда прозвучал голос неизвестного ей человека. Пересилив животный страх, она на карачках подползла ближе к двери, и прильнув одним глазом к узкой щели, образовавшейся между одной из створок двери и стеной, стала наблюдать за происходящим.
То, что она увидела, позже ей приходило в кошмарных снах, мучивших её сознание едва ли не каждую ночь. На земле лежал еще один солдат в черном комбинезоне. Горло у него было перерезано, а из глубокой раны в грязный снег вытекала густая кровь. Рядом с ним стоял молодой чеченец, держащий в руке окровавленный кинжал. Чуть поодаль от него лежали еще два военнослужащих, руки которых за спиной были связаны проволокой. Эти солдаты еще были живы, но душой они уже были не жильцы, потому как отлично осознавали безысходность своего положения.
- Ну что, русская свинья, плавать умеешь? - злобно процедил сквозь зубы Исмаил, и со всей силой ударил носком массивного ботинка по ребрам одного из связанных солдат. Тот застонал от боли, но ничего не ответил своему истязателю.
- А вот мы сейчас и посмотрим, какой из тебя пловец, - продолжил Исмаил. - Ахмед, ну-ка развяжи ему руки.
Откуда-то со стороны подбежал совсем молодой чеченец, фактически подросток, который ловко распутал проволоку на руках солдата. Исмаил очередным ударом ботинка по ребрам своего пленника, заставил его подняться на ноги. Подталкивая солдата стволом пистолета в спину, Исмаил подвел его к тому самому канализационному коллектору, в котором до этого его люди утопили Машиного мужа. Ахмед забежал немного вперед и, попытался приподнять крышку канализационного люка. Но она видимо примерзла и не стронулась со своего места. Потом Ахмед заметил, что с другой стороны бетонного перекрытия коллектора зияет дыра, по всей видимости, образовавшаяся от взрыва бомбы или снаряда, и удовлетворенно хмыкнув, показал на неё рукой подошедшему Исмаилу. Исмаил заставил солдата встать на колени у самого края дыры, и когда он исполнил его приказание, душегуб подошел к солдату сзади, и неожиданно пнул его ногой в зад. Через мгновение тело несчастного исчезло в проломе, а Исмаил и подросток стояли над ним, наблюдая за тем, как солдат барахтается в зловонной жиже. От увиденного обоим стало весело, и они начали отпускать всякие пошлости в адрес тонущего человека. Но, по всей видимости, этим садистам показалось не достаточным, что они только вдвоем наблюдают весь этот "спектакль". Исмаил распорядился, чтобы к нему подвели второго пленника, и когда это было исполнено, он точно также заставил его встать на колени у дыры.
В отличие от первого пленника, он не стал его сразу спихивать в коллектор, а дал ему возможность насмотреться на то, как его сослуживец принимает мученическую смерть. Минут через десять барахтающийся в нечистотах солдат утонул, в связи с чем, Исмаил выказал свое явное неудовольствие преждевременно завершившимся "представлением". Пытаясь продлить удовольствие, садист решил столкнуть в яму второго пленника. Но тот оказался немного проворней товарища по несчастью. Все это время он искоса наблюдал за окружающими его людьми, ожидая в любой момент коварного толчка. И когда Исмаил попытался проделать с ним тот же трюк, он мертвой хваткой схватился обеими руками за торчащие из бетона арматурные прутья. Боевики стали бить ему по рукам прикладами автоматов, и солдат от боли начал кричать. Последнее, что он успел выкрикнуть, уже падая в яму, было слово "Мама!"
По всей видимости, второй солдат совсем не умел плавать, поскольку его борьба за жизнь не продлилась и минуты. Исмаил, разозленный неудавшимся "шоу", со злости плюнул в коллектор, после чего дал указание своим людям сбросить в яму остальных убитых военнослужащих.
Он стоял, молча оглядываясь по сторонам, словно выискивая себе новые жертвы. В какое-то мгновение его взгляд встретился с взглядом бабы Маши. У той от страха мгновенно защемило под сердцем. Она представила, что сейчас с ней произойдет, если её обнаружат. Однозначно она разделила бы участь солдат. Но Исмаил её не увидел, и она тут же попятилась задом от двери, как можно быстрее в свой спасительный подвал.
Сколько еще суток баба Маша безвылазно провела в своей каморке, она потеряла счет. Она пребывала уже в полуобморочном состоянии, когда в подвале появились российские солдаты. Их появлению предшествовали взрывы нескольких гранат в подвале, а потом длинные автоматные очереди. Эти выстрелы и вывели её из прострации. Несколько пуль цокнули в кирпичную стену, за которой она укрывалась. А когда лицо бабы Маши осветил луч карманного фонаря, она подумала, что живет последние мгновения. Тогда она еще не знала о том, что это были русские солдаты, приняв их за подручных Исмаила.
Поддерживаемая под руку молоденьким солдатом, баба Маша рассказала окружавшим её военным людям, о том, кто она такая, и почему оказалась в подвале. Один из военных, по всему было видно - командир, тут же распорядился вывести пожилую женщину на улицу, и как можно быстрее увезти её от греха подальше, накормить и отпустить на все четыре стороны.
Когда её запихивали внутрь БМП, началась сильная перестрелка. Из соседнего дома по российским солдатам стреляли сразу несколько боевиков. Солдаты вступили в бой, длившийся минут пятнадцать. К месту перестрелки подъехали танкисты, которые сделали несколько выстрелов из пушки по дому с засевшими в нем боевиками. Когда бой затих, солдаты проверили полуразрушенный дом, откуда по ним велась стрельба, и обнаружили там двух раненых боевиков. Их за ноги приволокли к БМП и бросили в грязь. Они еще были живы, они двигались и выкрикивали что-то на чеченском языке. Именно в этот момент люк у БМП открылся, и двое военнослужащих стали загружать внутрь него своего раненого товарища.
Наверно не зря существует поговорка - "Бог шельму метит". Именно так случилось и в том момент. Как только дверцы десантного отсека БМП распахнулись, баба Маша узнала в одном из боевиков Исмаила. Она нашла в себе силы выскочить из бронемашины, и броситься на стонущего бандита. В тот момент она наверно удушила бы его за все те злодеяния, которые он совершил. Но ей не дали этого сделать, и, оторвав от его горла её цепкие руки, препроводили обратно в бронемашину. Тем не менее, она успела выкрикнуть, что это за человек, и чем примечательны его "подвиги". Стоявший в сторонке танкист, вдруг резко развернулся на сто восемьдесят градусов, и в одно мгновение заскочил в танк. Мотор взревел, танк резко рванул вперед, и тяжелые гусеницы мгновенно подмяли под собой лежавших в грязи боевиков. Они даже не успели закричать...

Спустя два месяца я внимательно слушал исповедь седой женщины - Марии Козыревой, которая обратилась ко мне с просьбой восстановить утраченный паспорт, по которому она смогла бы получать гуманитарную помощь. Паспорт тогда я ей не смог сделать, поскольку их в Чечне просто не было. А вот справку соответствующую выдал, а на обратной стороне сделал приписку: "Предъявителю документа всем федеральным структурам оказывать помощь в обеспечении безопасности и свободы передвижения по Чеченской республике", и поставил печать.
Через пару недель, прихватив с собой видеокамеру, взятую на время у одного знакомого чеченца, я разыскал бабу Машу. Она, как и прежде, ютилась в подвале своего сгоревшего дома, потому как рассчитывать на что-то большее не могла. Баба Маша показала мне тот самый коллектор, и я отснял страшные кадры с плавающими в нечистотах трупами танкистов. На следующий же день, я доложил обо всем увиденном руководителю нашей группировки. Он поморщился, а потом вдруг спросил меня:
- Ты сам-то полезешь сейчас в тот коллектор вытаскивать трупы? - И увидев на моем лице смятение, добавил - Вот и я не полезу. Придет время, и их вытащат те, кому это больше всего надо.
Эти слова генерала я запомнил на всю жизнь.
Незадолго до своего отъезда из Грозного, я попытаюсь очистить свою совесть перед теми погибшими танкистами. Обращусь к двум "алтайским" операм, которые в то время безвылазно работали в паспортно-визовом отделе, помочь мне в этом неблагодарном деле, и попрошу своего земляка Андрюху отвезти нас к тому коллектору на своем БТРе. Все наши попытки вытащить трупы багром не увенчаются успехом, потому как при глубине коллектора с трехэтажный дом, тот багор окажется коротковатым.
А через год я вновь окажусь в Грозном, и первым делом мне захочется встретиться с бабой Машей. Пустой подвал встретит меня пугающей темнотой и сыростью. Бабы Маши в подвале не окажется, и что с ней сталось, я не знаю до сих пор.
А потом я подойду к тому самому коллектору-"жертвеннику", и загляну в пролом. Трупов там я уже не обнаружу. Возможно, тех танкистов все-таки извлекли, причем, именно те, кому это было больше всего нужно. Кто знает. А может быть за жаркое лето девяносто пятого года человеческую плоть сожрали трупные черви, и скелеты бойцов теперь покоятся на дне бездонного, зловонного коллектора, а матери, оплакивающие своих без вести пропавших сыновей, даже и не подозревают где покоится их прах.
Будь ты проклята, война!

Видео этого коллектора, с погибшими ребятами здесь
Грустно...........

война, страшное дело.