Реконструкция событий баталий в Нарве. Фото Евгения АШИХМИНА

В научно-популярной брошюрке «Дюжина вопросов об Эстонии», выпущенной Эстонским институтом на французском, английском, голландском, немецком, датском, венгерском, греческом, финском и испанском языках, ответ под номером шесть затрагивает актуальную тему: есть ли у нашей страны король?

Полцарства за короля!

Разъяснение следует незамедлительно: в наши дни Эстония является парламентской республикой, однако в разные исторические периоды ее нынешние земли бывали во владении различных монархий – датской, польской, шведской и российской. Рядом для наглядности нарисованы пять человек в одежде различных исторических эпох и с различными флагами в руках. Подписи под рисунками гласят соответственно - Вальдемар II, Сигизмунд II, Густав II Адольф, Петр I, Николай II. С чистой совестью к ним, пожалуй, можно было бы добавить парочку орденских магистров и герцога Магнуса – «короля Ливонского», правителя вассального государства «под патронажем» Ивана Грозного.

Так уж получилось, что своих собственных монархов – за исключением, наверное, только четырех вождей средневекового восстания Юрьевой ночи, названных хронистом-немцем «королями», - в нашей стране не было. Даже в планах кайзеровской Германии, с легкой руки раздававшей в 1917-18 годах статус вассальных «королевств» оккупированным Польше, Финляндии и Литве, современным Эстонии и Латвии доставалась роль «всего лишь» объединенного Остзейского герцогства – во главе, правда, с отпрыском одного из многочисленных королевских домов Германии...

Хорошо все это или плохо? С точки зрения профессионального историка это никак: отсутствие монархических предков не мешает жить нашим северным соседям финнам или населению древнейшей из существующих республик – Сан-Марино. Для озабоченного воплощением в жизнь собственного «плана монументальной пропаганды» - грустно: памятники монархам всегда смотрятся эффектно и вдохновляюще.

Исключение из правил

Как должен выглядеть наделавший столько шума в нашей стране памятник Петру I – точно сказать трудно. Во всяком случае, председатель городского собрания Нарвы Михаил Стальнухин неоднократно признавался прессе, что он видит Петра без регалий власти: не самодержца, а человека. Притом человека, задумавшегося над «плодом деяний своих».

Действительно, повод для раздумий имеется. Политические лидеры прошлого – монархи и полководцы – люди своей эпохи, и подходить к ним с мерилом дня сегодняшнего – занятие едва ли благодарное. Ни для кого не секрет, что правила ведения войны в начале XVIII столетия сильно, мягко говоря, отличались от нынешних. Не секрет и то, что действия петровских войск на территории принадлежавшей в ту пору шведам Эстляндии и Лифляндии не отличались от поведения войск французских королей, допустим, в Пфальце или шведов на три четверти века ранее в Богемии. Известна и фраза князя Шереметева «больше разорять нечего», известно и то, что старейшим историческим и поэтическим текстом, сочиненным на эстонском языке, является плач кистера Кясу Ханса «О, я бедный город Тарту!», повествующий о разрушении города в годы Северной войны: достаточно съездить во второй по величине населенный пункт Эстонии и убедиться, что от ганзейского Дерпта уцелели разве что две церкви – да и то одна из них в руинах.

Все это справедливо. Как справедливо и упоминание премьер-министра в своем выступлении резни, учиненной при взятии Петром Нарвы. Но справедливо и то, что именно с Нарвой связан эпизод, для военной практики трехсотлетней давности практически уникальный: Нарва была единственным городом, где кровавая вакханалия победителей, совершенно «легитимная» в практике ведения войны в Европе раннего Нового времени, оказалась остановлена. Причем остановлена победителем: тем, чьим трофеем, по логике вещей, считался взятый штурмом город.

Глазами очевидцев

«В Нарве поднялся грабеж. Солдаты били по улицам всех, кто им ни попадался, не слушая начальников, повелевающих пощаду. Петр кинулся между ими с обнаженной шпагою и заколол двух ослушников. Потом, сев на коня, обскакал нарвские улицы, грозно повелевая прекратить убийства и грабеж, расставил повсюду караулы (особенно по церквам и лучшим домам) и прибыл к ратуше, наполненной трепещущими гражданами. Петр, между ими увидев и Горна, в жару своем дал ему пощечину и сказал с гневом: «Не ты ли всему виноват? не имея никакой надежды на помочь, никакого средства к спасению города, не мог ты давно уже выставить белого флага?» — Потом, показывая шпагу, обагренную кровью, «смотри, — продолжал он, — эта кровь не шведская, а русская. Я своих заколол, чтобы <удержать> бешенство, до которого ты довел моих солдат своим упрямством».

Процитированный текст – отрывок из «Истории Петра I» А.С.Пушкина. Конечно, Пушкин – не профессиональный историк. Но тот же самый сюжет в той или иной обработке встречается у десятка авторов. «История города Нарвы», составленная А.В.Петровым и изданная в Санкт-Петербурге в 1901 году, называет это сюжет легендарным, но указывает его источники: показания дерптского бургомистра Гадебуша. «Гадебуш слышал этот рассказ от ландрата Акселя Генриха фон Брюйнинга, сына бывшего тогда в Нарве пастора», – уточняет А.В. Петров, ссылаясь, в свою очередь, на работы немецких историков и краеведов – Бергмана и Вебера...

Былое и думы

Нам действительно есть над чем задуматься. Мемориальный знак у подножия Тоомпеа, изображающий белый крест на красноватой брусчатке, – памятник рождению Данеброга, датского флага – или памятник завоеванию земель древних эстов Вальдемаром II? Восстановленный Густав Адольф за главным корпусом Тартуского университета – монумент в честь основателя одного из старейших в Северной Европе вузов или же напоминание о резне, учиненной лютеранами-шведами при штурме принадлежавшего до того католикам-полякам Тарту? «Шведский лев» в той же Нарве – напоминание о павших шведских солдатах или же вечный упрек Карлу XII, повзрывавшему при отступлении дюжину замков, – чтобы врагу потом не достались? Память о чем будет хранить нарвский Петр – о банальной, как бы ни казалось это для нашего «политкорректного» века, резне или все-таки о том человеке, который вопреки практике своего столетия попытался остановить эту резню?

Мне, как и главе правительства, искренне жаль, что застройку Ратушной площади «допетровского» Тарту я могу увидеть лишь в виртуальной реконструкции тартуского Городского музея. Мне жаль, что роскошное здание университета шведских времен я знаю лишь по гравюре из учебника по истории. Как жаль и то, что многие благие начинания шведских монархов на территории нашей страны – создание сети крестьянских школ на эстонском языке или издание еженедельной газеты в Таллинне и Пярну – сгинули в горниле Северной войны.

Но жаль мне и то, что свое категорическое несогласие с памятником Петру премьер-министр обосновывает словами «мне как уроженцу Тарту», а после начинает рисовать российского царя исключительно в черных тонах. Ведь, помимо прочего, господин Андрус Ансип – еще и премьер страны, добрая треть населения которой воспринимает образ Петра в исключительно светлых тонах, и даже объективная историческая реальность – разрушение того же Тарту – видится им злобными домыслами. Вряд ли стоит надеяться, что после столь активного «черного пиара» в отношении важной для них исторической личности прибавится уважения к истории Эстонии.

* * *

Своих собственных монархов в Эстонии действительно нет. Но в современном мире памятники ставят не только монархам. Но и тем, кто прославился своей мудростью и дальновидностью. Может, и впрямь нам надо оставить прошлое в покое – даже если памятник нам за это и не поставят?



Йосеф КАЦ




www.moles.ee